Олег Ка. пишет:
| цитата: |
| 4-- вы разве откопали что Лискова за уши притянули в советской мифологии а ля Жуков? |
|
Цитирую:
"Событием, бесповоротно разделившим нашу историю на части «до» и «после», обычно считают то, что произошло на пограничной реке Западный Буг, но не в Белоруссии, а много южнее. Там на нашу сторону перешел германский солдат, сообщивший о готовящемся нападении. Рассмотрим этот эпизод поподробнее.
Примерно в 21 час 21 июня на участке Сокальской комендатуры 90-го Владимир-Волынского отряда Украинского пограничного округа был задержан перебежчик, солдат вермахта, ефрейтор 222-го полка 74-й пехотной дивизии Альфред Лисков. Переводчика в комендатуре не было, поэтому начальник отряда майор М.С.Бычковский приказал доставить его во Владимир-Волынский, в штаб отряда. Текли драгоценные часы. Лишь в половине первого ночи немца привезли во Владимир-Волынский. Он рассказал, что на рассвете германские войска начнут военные действия против СССР. М.С.Бычковский немедленно оповестил штаб погранокруга (в ту ночь дежурным по штабу был начальник отдела политпропаганды бригадный комиссар Я.Е.Масловский). Реакция была молниеносной. Немедленно были оповещены начальник войск погранокруга генерал-майор В.А.Хоменко, последовали звонки в штаб Киевского военного округа и оперативному дежурному Главного Управления пограничных войск НКВД СССР. Также майор Бычковский лично оповестил командующего 5-й общевойсковой армией генерал-майора танковых войск М.И.Потапова. Сокаль находился на участке прикрытия 27-го стрелкового корпуса, входившего в состав армии. По словам Бычковского, Потапов отнесся к его сообщению недоверчиво и фактически отмахнулся от него [347,с.24]. В то же время бывший зам. начальника оперативного отдела штаба 5-й армии А.В.Владимирский написал, что штаб армии по распоряжению командующего округом в час ночи 22 июня уже выехал на КП в 14 км юго-восточнее Ковеля [350].
Вопрос: соответствует ли это действительности? Сам факт перехода госграницы солдатом германских вооруженных сил сомнений не вызывает. Но то, что он сообщил пограничникам… не слишком ли это поздно, чтобы успеть предпринять хоть что-нибудь?
...
Бывший нарком ВМФ СССР адмирал Н.Г.Кузнецов вспоминал, что все началось не в 21 час и не в полночь, а много раньше. «Не так давно мне довелось слышать от генерала армии И.В.Тюленева – в то время он командовал Московским военным округом,– что 21 июня около 2 часов дня ему позвонил И.В.Сталин и потребовал повысить боевую готовность ПВО». После войны видный партийный деятель В.П.Пронин (в 1941 г. – один из руководителей московских коммунистов) рассказывал адмиралу, что вечером к И.В.Сталину были вызваны он и 1-й секретарь МГК А.С.Щербаков. По словам Пронина, Сталин приказал в эту субботу задержать секретарей райкомов на своих местах и запретить им выезжать за город. «Возможно нападение немцев»,– предупредил он.
Около 23 часов в кабинете наркома ВМФ зазвонил телефон. Маршал С. К.Тимошенко (оба наркомата находились поблизости) пригласил Н.Г.Кузнецова к себе. «Есть очень важные сведения. Зайдите ко мне». В кабинете наркома обороны находились двое: сам Тимошенко и начальник Генштаба Г.К.Жуков. Маршал, расхаживая по комнате, диктовал, Г.К.Жуков сидел за столом и что-то писал. Перед ним лежало несколько уже заполненных листов для радиограмм. Заметив вошедших моряков, маршал остановился и коротко, не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на СССР утром 22 июня. Г.К.Жуков показал телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов. В ней подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии. Непосредственно флотов эта телеграмма не касалась. Прочитав текст телеграммы, Н.Г.Кузнецов спросил, разрешено ли в случае нападения применять оружие. Получив утвердительный ответ, приказал контр-адмиралу Алафузову бегом отправиться в штаб и немедленно объявить флотам и флотилиям оперативную готовность № 1 [408].
Далее Н.Г.Кузнецов пишет буквально следующее: «Позднее я узнал, что Нарком обороны и начальник Генштаба были вызваны 21 июня около 17 часов к И.В.Сталину. Следовательно, уже в то время под тяжестью неопровержимых доказательств было принято решение: привести войска в полную боевую готовность и в случае нападения отражать его. Значит, все это произошло примерно за одиннадцать часов до фактического вторжения врага на нашу землю. Это еще раз подтверждает: во второй половине дня 21 июня И.В.Сталин признал столкновение с Германией если не неизбежным, то весьма и весьма вероятным… Очень жаль, что оставшиеся часы не были использованы с максимальной эффективностью».
Получается, не признание ефрейтора Лискова было причиной, побудившей военное и политическое руководство СССР начать действовать. Г.К.Жуков писал, что вечером (время не указано) позвонил начальник штаба КОВО генерал-лейтенант М.А.Пуркаев: задержан немецкий фельдфебель. Доложили Сталину, тот был краток: «Приезжайте в Кремль». Поехали трое – С.К.Тимошенко, Г.К.Жуков и Н.Ф.Ватутин –, взяв с собой проект директивы. Сталин проект забраковал, предложил переписать. Тут же, на месте, переписали и Ватутин сразу увез ее в Генштаб для передачи в округа. К половине первого передали [376, с.242-243].
Если верить Г.К.Жукову, в районе 23 часов он был в кабинете у И.В.Сталина. Если верить Н.Г.Кузнецову, в районе 23 часов Жуков был в кабинете Тимошенко. Согласно книги записей о приеме посетителей, которую вел помощник генерального секретаря Поскребышев, в 23 часа у Сталина не было уже никого. До 23-х были только Молотов, Ворошилов и Берия. По тем же записям, Тимошенко и Жуков вошли к Сталину в 20:50, вышли в 22:20. Ватутин не значится, но можно предположить, что он оставался в приемной. Также есть запись, что С.К.Тимошенко был у Сталина с 19:05 до 20:15. В это время в кабинете Сталина кроме военных были и другие люди: Маленков, Вознесенский, Берия, Молотов, Сафонов.
Подытожим: можно считать установленным, что нарком обороны и начальник Генерального штаба покинули Кремль не в полночь, а почти за два часа до ее наступления. Но Директива, от которой зависела судьба страны, запоздала именно на эти два часа. Как известно, в Киевском округе ее начали принимать в 00:25 22 июня, в Прибалтийском – в это же время, в Одесском – после часа ночи. Получается, что либо имело место преступное бездействие наркома и начальника Генштаба, из-за которого уже подписанный документ столько времени пролежал мертвым грузом, либо военные ждали ПОСЛЕДНЕГО подтверждения из Кремля. На Директиве имеется пометка – время то ли принятия ее шифровальным отделом, то ли окончания шифрования, 23:45, за 15 минут до полуночи.
Зато у Жукова есть подтверждение о солдате Лискове. По его словам, в полночь позвонил командующий войсками Киевского ОВО генерал-полковник М.П.Кирпонос. Он сообщил, что задержан еще один перебежчик, рядовой 222-го полка 74-й пехотной дивизии [там же, с.246]. Бывший начальник оперативного отдела штаба КОВО Маршал И.Х.Баграмян ошибочно «объединил» Лискова с ранее перешедшим фельдфебелем: сообщил, что того задержали в полночь» [304, с.91].
Но есть упоминание, что, возможно, был и третий перебежчик. Маршал К.К.Рокоссовский (в июне 1941 г. – генерал-майор, командир 9-го механизированного корпуса КОВО) вспоминал, что он собирался в ночь на 22 июня отправиться на рыбалку. Но, получив по линии пограничных войск сообщение, что границу перешел ефрейтор вермахта, по национальности поляк, из Познани, решил поездку отменить [456,с.9]. Кстати, Альфред Лисков был баварцем. Генерал армии И.И.Федюнинский в своих мемуарах написал, что ему также поступила информация из штаба местного пограничного отряда. Ему сообщили, что задержан перебежчик. В пьяном виде подрался с офицером, границу перешел, чтобы избежать военно-полевого суда и расстрела [489,с.11-12]. Замечу, что солдат просто спасал свою жизнь, идейные соображения совершенно ни при чем. А Лисков заявил, что он коммунист, член Союза красных фронтовиков. И место перехода границы совсем другое: участок 98-го Любомльского погранотряда.
...
А на Украине, во Владимире-Волынском, в штабе 90-го погранотряда немецкий ефрейтор Альфред Лисков в это время все еще продолжал отвечать на вопросы. Майор М.С.Бычковский писал: «Не закончив допроса солдата, [я] услышал в направлении Устилуг (первая комендатура) сильный артиллерийский огонь. Я понял, что это немцы открыли огонь по нашей территории, что и подтвердил тут же допрашиваемый солдат. Немедленно стал вызывать по телефону коменданта, но связь была нарушена».
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума